Событие, о котором пойдет речь ниже, произошло летом 1969 года. В 60-х годах был открыт туристический маршрут из Ленинграда на Валаам. Туристические группы обслуживал теплоход «Короленко». Многие православные жители Ленинграда использовали этот туристический маршрут, чтобы посетить великую русскую святыню – Валаамский монастырь, находившийся в то время в полном упадке.  После присоединения Валаама к Советскому Союзу, точнее, после окончания Великой Отечественной войны, на Валааме разместился интернат для инвалидов. То были особые инвалиды – эти люди, изувеченные во время войны, не имели близких или от них отказались родственники. На Валааме жили действительно несчастные люди, лишенные рук, ног, слеые, психически неполноценные. Этот интернат усугублял тяжелое впечатление, которое производил на верующих некогда величественный и прекрасный, а ныне закрытый и заброшенный монастырь.

Хорошо помню, как летом 1969 года владыка Никодим[1] предложил мне, тогда уже иеромонаху, и своему старшему иподиакону, также ставшему иеромонахом, Клименту (Тостихину) отправиться на Валаам. Я с радостью принял предложение, поскольку давно хотел посетить это место, но мне как-то все не удавалось осуществить это желание. Во время сборов и приготовлений к путешествию владыка сказал, что он хотел бы – и то, что он сказал, буквально поразило нас с отцом Климентом – что он хотел бы отслужить на Валааме Литургию. Я хорошо помню нашу реакцию, и как я спросил владыку, каким же образом это возможно сделать в закрытом монастыре. Владыка ответил, что не будем сейчас думать о том, как все это следует  организовать. Предадимся воле Божией, господь Сам укажет нам время и место, где бы мы могли совершить Литургию.

Мы тщательно приготовились к этому путешествию. В багаж были упакованы евхаристические момуды, антиминс, богослужебное Евангелие, малое архиерейское облачение. Плавание до Валаама было спокойным. Ночь была теплая, лунная. Владыка долго не ложился спать. Мы стояли на палубе, и владыка рассказывал об истории Валаама, о его значении для русской аскетической традиции. Я делился своими впечатлениями от общения со схииеромонахом Лукой, бывшим гостиничником довоенного, не разгромленного еще Валаама, который после войны вернулся в Россию и стал насельником Псково-Печерского монастыря. Я очень любил этого старца, духовно трезвого, спокойного, уравновешенного и одновременно мудрого и любвеобильного.

Наутро наш теплоход причалил к пристани, находившейся в бухте, в нескольких километрах от монастыря. Погода была пасмурная, моросил дождь. Помню, как с шумом веселые экскурсанты, раскрывая над собой зонты и кутаясь в плащи, выходили на пристань, делились на группы для посещения в сопровождении экскурсоводов достопримечательностей Валаамского архипелага. Когда почти все экскурсанты покинули бухту, мы вышли на пристань. По-прежнему моросил дождь. Дорога от пристани до монастыря была грязной, размытой. Путешествие заняло продолжительное время – идти было трудно, ноги скользили по грязи.

Когда мы подошли к монастырю, то сразу возник вопрос, где найти место для совершения богослужения. Попытка войти в Преображенский собор не увенчалась успехом. Собор был закрыт. Кроме того, во внутреннем дворе монастыря на лавочках сидели инвалиды и с интересом наблюдали за нами. Мы поинтересовались, можно ли найти ключи, чтобы открыть собор и осмотреть его. Нам отвечали, что ключ у кого-то из начальства сегодня нет.

Выйдя за пределы двора, мы направились на монастырское кладбище, и когда подошли к нему и увидели одиноко стоящий, закрытый храм, то владыка как-то весь преобразился и с уверенностью сказал, что здесь мы и будем совершать Божественную службу. Когда мы вошли в храм, нашему взору предстала такая до боли в то время хорошо известная картина: выбитая стекла, испещренные безобразными надписями стены, оскверненный алтарь, отбитая штукатурка. «Да, именно здесь мы и совершим Божественную службу», — еще раз с уверенностью произнес владыка и стал облачаться. Затем он сказал нам на руках держать заранее подготовленную дощечку, на которую возложил антиминс. Эта дощечка и стала престолом для первой Литургии в Спасо-Преображенском Валаамском монастыре после 25 лет забвения и осквернения.

Я хорошо помню, как трогательно владыка совершал Божественную службу, как мы пели и одновременно держали на руках престол. Когда Литургия подходила к концу, мы услышали голоса приближающихся экскурсантов. Опасность была в том, что эта группа могла в любой момент войти в храм. И неизвестно, что произошло бы, если бы они увидели нас совершающими Божественную литургию. В дело могли вмешаться экскурсоводы и запретить нам продолжать службу. Риск был большой. Но владыка имел какую-то стопроцентную уверенность в том, что все будет благополучно, что Господь сподобит нас совершить эту первую Божественную литургию после долгих лет осквернения монастыря.

Литургия заканчивалась. Владыка произнес отпуст, снял с себя облачение, мы уложили все в чемоданчик и в тот самый момент вошла группа экскурсантов. Мы вышли и, о чудо! — в расступившихся тучах увидели яркий луч солнца, пронизывающий храм, в котором только что была совершена Божественная литургия. С радостным и легким чувством мы возвращались на теплоход. Погода заметно улучшилась, но когда мы вступили на пристань, снова пошел дождь.

Этот яркий луч солнца, временное прояснение небосвода мы восприняли как знак того, что Бескровная Жертва, принесенная в этом храме, была благоугодно принята Господом. Знак Его благоволения, Его милости над этим святым местом был дан нам воочию.

С того самого дня мы уже не сомневались, что Валаам будет снова обителью, что он снова возродится, как он уже некогда возрождался в истории после долгих лет забвения (имеется в виду восстановление обители в 1717 г. после разорения шведами в 1611 г. — М. Ю.).

… В то время трудно было представить, что такое возрождение будет возможным. Все то, что произошло позже в истории нашей Церкви, то, что буквально в одночасье преобразило ее бытие, несомненно, является знаком Божиего присутствия в нашей жизни, Божиим чудом. И подготавливалось это чудо верой и трудами тех поколений, которые, живя в условиях гонений, притеснений, отсутствия свободы, верили в то, что наступит день, когда Господь посетит многострадальный русский народ и возродит жизнь нашей Церкви.

Эти Литургии, совершенные в закрытых монастырях, были не только свидетельством горячей веры покойного владыки митрополита, но и выражением его надежды на силу Божию, способную возродить наш народ в ответ на подвиг мучеников и исповеднико